К ДНЯМ ГЕРМАНО-СИБИРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В КРАСНОЯРСКЕ
(17-21 мая 1999г.)

наши гости:

Юрген Беккер
Юрген Беккер родился в 1932 году в Кельне, где и проживает ныне. Юные годы ( 1939 — 1947 ) провел в Эрфурте, который он смог снова посетить лишь в зрелом возрасте, после падения Берлинской стены. С 1960 года Ю. Беккер публикует множество сборников стихов и прозы, в которых воспоминания о войне являются центральной темой...

Последнее недостающее звено
отрывок

Перевод Галины Косарик

Все равно что пересказывать немой фильм

Ёрн обводит глазами в кухне стол и лавку в углу. Я вижу, говорит он, лица старших, узнаю их голоса, но не понимаю, о чем они говорят. В памяти остались разрозненные слова и даже целые фразы, но связи между ними стерлись... Разговоры, реплики, споры, рассказанные истории — все ушло в прошлое и безвозвратно. А то, что оживает в воображении, это картины происходившего, они словно кадры немого кино. Вон там возле шкафа стоит Ганс в черном пиджаке в мелкую светлую крапинку, как тогда говорили, перец с солью. На буфете лежит мелкий предмет, он двигает его туда-сюда, выбирая пинцетом осколки стекла и крошечные кусочки металла из того, что осталось от его раздавленных всмятку карманных часов. В кухне на его голову обрушились крики и вопли... Такие хорошие, дорогие карманные часы! Ганс тихонько мурлычет себе под нос мелодию кёльнской песенки, он даже попытался один раз что-то сказать, произнес слово  починить, теперь он больше уже ничего не говорит, вот он прищурился и бросил взгляд в угол, в мою сторону, ведь я-то знаю, как это произошло, я был при этом, был там после обеда, на заливных лугах, что за подворьем Турнов... Целыми днями лил дождь, речка Штрунд вышла из берегов и затопила всю луговину позади их двора, а ночью ударил мороз и превратил озерцо в ледяной каток... Яблоку негде было упасть, столько сбежалось детворы и подростков со всего пригорода — сапожки и длинные чулки, мальчики из хороших семей в нарядных спортивных костюмах, и Ганс, в своих бриджах, уже почти взрослый, вот он проносится на коньках с ветерком сквозь кутерьму мельтешащих детей, описывает вокруг них большие круги, поочередно занося одну ногу впереди другой, демонстрирует мастерское скольжение спиной и лихие повороты и вдруг перепрыгивает через одни санки, другие... Мы ставим двое санок подряд, Ганс не

* 15 декабря “святой Николай” (Санта Клаус) раздает детям в честь праздника сладости и напутствует их на добрые дела.

брежно перемахивает через них, мы подставляем третьи, уже образовался коридор из зрителей, короткий разбег, аплодисменты, четвертые санки, разбег делается длиннее, Ганс раскидывает руки, как для полета, аплодисменты становятся еще громче, пятые санки. Ганс кажется совсем маленьким, так далеко начинает он свой разбег от выстроившихся перед ним в ряд санок, коридор замер, Ганс делает знак рукой, какой-то обалдуй все же уселся на санки, зрители дружно прогоняют его, Ганс медленно разгоняется, но возвращается назад и начинает разбег заново; ворвавшись пулей в растянувшийся коридор, он взмывает вверх, гребет в воздухе руками, вот, кажется, он уже перелетел и через пятые, последние санки, но тут одна его нога опускается чуть раньше времени вниз, острие конька цепляется за перекладину последних санок, и — бац! — Ганс шлепается животом на лед и скользит, словно летит на парусах, раскинув руки и ноги, вперед, исчезая в сгущающихся сумерках. Бурные аплодисменты. Но Ганс не возвращается назад; он стоит у кромки льда, где уже зеленеет на придорожной обочине превращенная в месиво трава; мои ноги разъезжаются на льду, я спотыкаюсь и падаю прямо на своего дядю; через несколько лет тот отрежет племяннику от черно-бело-красной ленты своего Железного креста II степени широкую полосу, я буду любоваться ею, отчего сегодня болезненно щемит сердце, до самой его  героической смерти  на берегах Роны, а пока, склонившись, он медленно откручивает свои коньки, через три перекрестка мы дома, на кухне он осторожно запускает руку в маленький кармашек бриджей, где лежат часы, он уже знает, что произошло...

  Мне как старший брат

Где-то среди стопки бумаг затерялась маленькая фотография, на которой его лица почти не видно из-за фигур людей, сидящих за столом; он весь съежился в соломенном кресле рядом с деревянной лавкой, и нельзя понять, куда он смотрит, его взгляд направлен туда, куда не достал объектив. Вот сидит Эрих; оперевшись на локоть, держит в руке сигарету, из-под ворота рубашки выглядывает по особому завязанный маленький галстучек, бабочка; вечер накануне дня Николая Чудотворца*, на фото «святой Николай» тоже еще тут; похоже, он говорит что-то нравоучительное маленькому мальчику, забравшемуся на спинку лавки; рядом мать, она опустила голову и улыбается...
Возможно, говорит Ёрн из своего угла, если бы не эта фотография, то никто бы про тот вечер и не вспомнил; мысль о вечном страхе перед приходом Санта Клауса, что тот выведает все про шалости и лишит подарка, я тут же сразу отогнал, тем более, что позднее, когда подрос, неожиданно вдруг раскрыл обман, узнав по голосу друга нашего дома... Я точно помню только одно, дядя

Скачать полный текст в формате RTF