Геннадий ПРАШКЕВИЧ

СЕКРЕТНЫЙ ДЬЯК*

Глава II. CЕРДИТЫЙ ДУХ
УНИ-КАМУЙ
1

Утром дрогнула вода, вздохи стали слышней, начался отлив.
Оглядываясь, пересекли основание мыса, сильно засоренное морем.
Валялся под ногами длинный бамбук — гибкий, заостренный, как копье, перевязанный иногда кропивной веревкой. Может, морская снасть, может, апонцы пользуются подобной снастью.
На мокрых темных камнях зеленела неизвестная скользкая пузырчатая дрянь, раздувшаяся как моченый горох. Ступи на нее сапогом — лопалась, как пищальный выстрел.
Похрустывали ракушки.
Но больше всего дивились казаки жидкому стеклу медуз. На взгляд — кисель, а ступишь на медузу, всем весом не продавишь.
Еще в мелком озерце, оставшемся на отливе, видели серенького, будто пылью присыпаного восьминога, чего-то там замешкавшегося. На казаков восьминог поглядел брезгливо, но с состраданием, трогать восьминога не стали.
Шли осторожно, часто вспоминали сердитого духа Уни-Камуя. Что за дух? Почему сердитый? Почему принимает пищу и живет с переменными женами?
И имя!
Уни-Камуй!
Шли настороженно, поглядывали на заснеженный, а кое где и закопченный верх горы. Только к желтому бамбуку сразу привыкли. Руками его не сломаешь, шуршит, а под саблей ложится.
Шли, как подсказывал Татал, проводник-куши.
Дух Уни-Камуй ходит всегда по одной тропинке, обьяснил куши Татал, завороженно следя только за чугунным господином Чепесюком. У духа Уни-Камуя вытоптана вокруг горы тропинка, он ходит только по ней. Ни один куши не смеет переступать ту тропинку, а тех, кто на такое решались, дух убил. Убил он и тех апонцев, которые пытались подняться на гору. А одного держит при себе.
— Зачем? — спросил Тюнька.
Чувствовалось, что хочет Тюнька, чтобы слышали его и Крестинин и господин Чепесюк, чтобы слышали его и ценили усердие. Всем горлом ощущал Тюнька давно обещанную петлю, поэтому и старался, хотя про себя, наверное, решил: не заслужу прощенья — сбегу. Островов много, на каждом жить можно. У местных куши, говорят, женщины белые, можно жить с белыми женщинами куши, загорался Тюнька. Если дух с ними живет, значит, и он, Тюнька, сможет.
Даже облизнулся. Переспросил громко:
— Зачем дух держит при себе апонца?
— Помогает.
— Как?
— Ну, стряпает пищу, ну, учит слова, — пояснял куши Татал.

* Окончание. Начало см. №1-99

— Апонские слова? — уточнил Тюнька, оглядываясь на Ивана и на чугунного господина Чепесюка.
— А других у апонцев нет, — подтвердил Татал.
Пока шли берегом, дивились — там и тут валялись легкие, истертые водой и песками лаковые апонские тапочки, принесенные морскими течениями. На некоторых даже сохранились картинки — то ветка сосны, то яркий цветок, то такое растение, о каком в России никогда не слышали. Но дело, конечно, было не в рисунках, мало ли что можно нарисовать? Дивились другому — вон сколько тапочек, а все на одну ногу, на левую, никак не подберешь пару. И размером малы. Или, решили, апонцы всегда пользутся тапочком только на одну левую ногу (правая, может, велика, или густо мохната, или, может, не надо для нее тапочка), либо это особенное какое-то колдовство сердитого духа Уни-Камуя.
До последнего додумался дьяк-фантаст.
Казаки, пугаясь, ругали Тюньку.
Иван тоже напомнил:
— Повешу.
Но если честно, то и сам не мог понять: почему, правда, все тапочки на одну ногу, почему только на левую? Неужто апонцы пользуются активно только одной левой ногой?
Не верилось.
В бумагах, относившихся к прикащику Атласову, читал еще в Санкт-Петербурхе, что апонец Денбей, барин из Осаки, привезенный Атласовым государю, ничем таким особенным не выделялся. Окрестили апонца, дали ему русское имя Гаврила, учил апонец русских робят апонскому языку, и в разности ног никем не был уличен.
Дивен мир, созданный тобой, Господи.

2

На плечо горы поднялись тропой, хорошо натоптанной в бамбуках.
Забусил легкий дождь, мир сразу потемнел, наливаясь влажноватой и теплой чернью. С плеча горы отчетливо увидели длинный мыс, в его голове пенились сулои — вода вскипала, струи, рождающиеся на спорных течениях, образовывали плотную белую толчею. Глянув на безмерный горизонт, в пустоте которого, ничуть не разрежаемой воздухом и водными пространствами, все равно что-то угадывалось, Иван вдруг опять, как вчера, сильно затосковал, будто толкало его под сердце какое-то предчувствие — это как же велика Земля, если даже на ее краю снова впереди что-то угадывается?
Решил так: коль вернусь когда-нибудь в Санкт-Петербурх, прочно осяду в опрятном домике доброй соло

Скачать полный текст в формате RTF