Ты поняла — твой юный жар
Сулит и рай, и гибель вместе.
Кто видел раз небесный сон,
Тому земные грёзы грубы, —
И на смерть роком обречён
Поцеловавший эти губы.

7.
Но и печаль тебе к лицу,
Моя финляндская Венера, —
Ты в третий раз пошла к венцу,
Чтоб стать подругой мильонера.
Отца прельщало слово “граф”,
Твердила мать о южных виллах,
И нежным ласкам рук немилых
Ты отдалась, мечтать устав.

8.
Как он любил твой мрамор строгий,
Печаль в сияньи синих глаз,
И непонятные тревоги,
И о былой любви рассказ!
Изведав жуткий лёд объятий,
Тоской и страстью истомлен,
Он шел в малиновом халате
Мечтать о счастье на балкон.

Голгофа свадебной поездки
Не так казалась тяжела —
Лицо ласкает ветер резкий,
Горит церковная игла,
Лениво моет скалы море,
Туманно голубеет даль.
И мысль — молитва об Авроре,
Как расцветающий миндаль.

9.
Прошло в пути четыре года.
Тоска его вперед гнала.
Зачем богатство и свобода,
Когда в душе седая мгла?
Он не нашел забвенья в спорте,
В вине, в голландских мастерах,
И где-то в северном курорте
Скончался на ее руках.

10.
Ты оценила нежность друга.
Любовь, быть может, шла вдали.
И было грустно гроб супруга
Почтить крупинками земли.
Отныне ты ходила в черном,
Знакомых видеть перестав,
Себя орудием покорным
Судьбы таинственной сознав.
Ты ждёшь покоя от свободы.
Тебя несчастие сожгло!
Твои стареющие годы
Украсит Царское Село.

11.
От страсти верная опора,
Приходит старость. Дни летят.
Но не укрыть тебе, Аврора,
Свой ослепительный закат.
Поэт прославил это лето.
В год Севастопольской войны
Все были жгучим морем света
И блеском зорь опьянены.
Прогулкою себя измучив,
Ты кормишь лебедей семью.
Твой старый обожатель Тютчев
Садится рядом на скамью.

“А в вас, прекрасная Цирцея,
Несчастный юноша влюблён”,
И, от предчувствий холодея,
Ты спрашиваешь: — “Кто же он?”
“Отец историк знаменитый,
А сам он — статный офицер.
Но ваше сердце из гранита,
И страсть излечит револьвер”.
Ты голову склонила ниже:
Так не пришел покоя час.
А лебедь подплывает ближе,
Прельщённый блеском синих глаз.

12.
Украли сердце у тебя,
И стала ты рабыней вора.
Ты ищешь, мучась и любя,
Спасенья от любви, Аврора.
Но у притихшего пруда,
Зажженного зарей прекрасной,
Ты, охмелев от речи страстно,
Смущенно прошептала: “Да”.
Он, став коленом на гранит,
Целует ледяные руки,
Пусть ты опять идёшь на муки,
Но сердце, как заря, горит.

13.
Он был лет на десять моложе.
Иной жены хотела мать.
Но страстью, на болезнь похожей,
Сумела ты его сковать.
Ты, свой осенний пир справляя,
С пути препятствие смела,
И мать, тревожась и страдая,
Не согласиться не могла.
А сердце рвется от укора,
И на ступенях алтаря
Несчастья вестница, Аврора,
Передзакатная заря.

14.
В торжественном молчаньи бора
Медовые часы летят.