Светлана КАЛИНИНА

РЕСТИКИ-НОЛИКИ ИЛИ ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Если вы решили завести себе породистого щенка, вам следует приготовить ему миску, подстилку, ошейник, поводок и парочку упаковок “педигри пал” на первое время. Если вы решили завести дружбу с милиционером, вам следует приобрести крепкий стул, на котором он будет раскачиваться, полный мешок семечек, которые он будет сплевывать в вашу пепельницу, побольше выпечки, которой он будет угощать каждого встречного-поперечного, и не реагировать на постоянные рабочие разговоры, так как, по моим наблюдениям, поддерживать беседу на любую другую тему он не в состоянии более десяти-пятнадцати минут подряд. Ну, правда, знание о собаках я получила еще в далеком детстве и с тех пор пополнить их мне не удавалось. А вот относительно милиции — я почти специалист. А началось все с небольших серебряных бокалов.
Серебро было потемневшее, матовое, а монограмма владельца — давнего моего предка — заметно стерлась за последние пару столетий. Как весомое — сто двадцать грамм каждый, — напоминание о былой славе старого купеческого рода, стояли-пылились бокалы в серванте, изредка покидая свое место по особо торжественным случаям.
— Светка! Куда ты дела фамильное серебро, мать твою так!..
Последние представители купеческой династии не слишком стеснялись в выражениях в домашнем обиходе. Далее следовал обычный семейный скандальчик, с чудовищными обвинениями, хлопаньем дверей и битьем посуды, живущей у нас в первом поколении, а потому не очень ценной, особенно по сравнению с утраченными бокалами. Известно давно: “В нашем деле главное что? Вовремя смыться!” Поэтому, выскочив в темную основательно-таки слякотную ночь, я оставила родителей наедине с их несчастьем, причиной которого, как и всегда, являлась именно я.
Месяц назад нас с сыном навещал мой муж. Развод к тому времени был вопросом нескольких недель, но и на порог не пускать Сергея было затруднительно. Соседи не сделали мне ничего дурного, а мой супруг — сам по себе зрелище не слишком приятное. В таком виде он мог запросто попасть в Ассоциацию Нищих Санкт-Петербурга. Битый, небритый, молью траченный. Коронная фраза Кисы Воробьянинова как нельзя лучше вязалась с его нынешним обликом! “Господа! Же не манж па сикс жур”.
— Пуф, я не ел несколько дней, меня в ночлежку не пускают, родная мать выгнала из дому.

Я знаю, что мне делать. Я оболью себя керосином и подожгу на ее глазах. Я только хочу проститься с сыном перед смертью. И с тобой, любимая.
Совершенно непонятно, где он, собственно, намеревался достать керосин, и почему надо было набивать себе брюхо перед самосожжением. Воспитанная в идиотских гуманистических традициях прошлого, я посторонилась. Пока он ел, мы с ребенком собирались на прогулку. И ушли. Сергей минут через пять догнал нас на улице, произнес очередной монолог из мексиканского сентиментального сериала и исчез. Как выяснилось, исчез не с пустыми руками.
К нашей парадной лениво подкатилась “неотложная”. Моя “неотложная помощь” жила через два дома. Зареванная и запуганная, я ввалилась к моим старым друзьям и, всхлипывая, поведала им свою детективную историю. Вердикт нашего собрания был таков: “Хочешь жить спокойно, иди в милицию. Серебра они, конечно, не найдут, зато родители утихомирятся”.
Утром, подкинув Антошку надутой бабушке, я направилась в наше родное отделение.
Беседую с полуглухим дежурным через звукоизоляционное стекло. На этом этапе наименее уверенные в себе заявители отсеиваются. Человек с более крепкими нервами понимает, что это “сюр” и реагирует соответственно. Дежурный ожесточенно машет на меня телефонной трубкой. Посылая то ли ко всем чертям, то ли на три буквы (цифра “три” до меня доносится отчетливо), то ли просто выше этажом. Дотащившись на третий этаж, я обнаруживаю дверь на кодовом замке с грозной надписью “Уголовный розыск”. Двадцать два года подряд я полагала, что Уголовный розыск находится где-то на Литовском, а сотрудники в штатском есть только в КГБ. Приятно удивленная табличкой, читаю крохотную записочку в дверях: “Угрозыск — 1 звонок, эксперты — 2 звонка”. За год постоянных визитов в милицию, я так и не встретила там ни одного эксперта. Звоню. Минут через десять мне отрывает невысокий молодой человек и, видимо, понимая, что от меня так просто не отделаться, пропускает в узкий коридор со множеством запертых дверей. Ничтожная часть заявителей отсевается именно в момент ожидания, но народ у нас терпеливый (на то они и “терпилы”, то есть, пардон, потерпевшие) и основная масса прорывается к оперу, обреченному на заявы аки агнец на заклание. Или волк в овечьей шкуре, смотря по обстоятельствам.
Молодой человек был предельно вежлив и кроток. Даже не попытавшись объяснить мне всю бесперспективность этого дела, он с милой улыбкой принял мое заявление, проигнорировав тот факт, что в число подозреваемых — со слов родителей — входила и я. Уходя, я подумала, что пресса напрасно раздувает слухи о жестокосердии и лености милиции.
Сейчас, впрочем, я полагаю, что Илья был за что-то зол на Макса, опера, на чьей земле я имею

Скачать полный текст в формате RTF