Владимир ГРЕБЕННИКОВ

СВЕТ
В ПРОВАЛЕ НЕМОТЫ

О, как обложило нас со всех сторон бесприютной широтою Родины, засеянной горем, несчастьем и страхом, как обжало и сдавило всех пустотой российских просторов — отнятых, покорённых погасших!
А ведь еще и плесканемся, умирая — каждый! — кратким сроком своей мизерной жизнейки в бескрайний океан бессрочных сроков Времён Вечных, и загинем там — неуведно? И Пространством стиснуты, и Временем поглощены, как жить малой малости пред махиной огромности? Неуравновесны эти величины — человека и Мира?

Мы теряем самый смысл существования — радость и желание жизни. Как нам быть, когда душевно и телесно изнурённые, давно разуверились и в правде, и в справедливости, и в добре? Как нам быть, ещё не вышедшим из плена одной лжи, но уже бездумно впадающим в другой обман? — из огня, да в полымя! — мы сейчас в клещах двойного суеверия: так получается, что и “верующие”, “атеисты” одинаково попирают утворенный Богом мир, одинаково обезволивают человеческие силы — одни, умороченные расхожим, обиходным православием, вытеснив Бога из пределов Земли и отписав за Ним Небо, закабаляют нас убеждением, что в этом мире сплошного греха, в коем народились, нет и не может быть ни истинной красоты, ни лада, ни благодати бытия, ибо мир — он юдоль скорби, греха, плача и смерти, и ничего больше, а возрадуемся мы и вознаградимся — там, в занебесности; другие, уже почти целое столетие сулящие химерное благоденствие будущему человечеству и призывающие расплатиться за это ценою неисчислимых невзгод, уготовленных нынешним поколениям, — эти другие обращают реальные, единственные, неповторимые и самоценные жизни одних людей в навоз, в утопталище, в сырьё для призрачных прочих судеб, ещё не родившихся. Пребывали в одном безбожном и больном, удушающем про

(Продолжение следует)

зябании, теперь нам предлагают избываться в другом, по сути таком же. И тогда, и ныне — зачем стяжать жизнь?
Как народ — ведь были же мы некогда звонким и солнечным бором, настоящим, корневым, высоковерхим лесом, годным на любое долговечное строительство. Но срубились, извелись, истребились своею же душевной и духовной упадчивостью, нашей безразумной уторопчивостью. Уничтожились, а на этом бросовом пнёвом захламлении, на оголенном полумертвом полевище, в трухе изгнивания попроклюнулось беспорядочно и мусорно оброненное семечье давнишней кряжестости. И пошло, попёрло всё стихийным дурноростом, и не столько вверх, вытягиваясь впостав, сколько выстеливаясь усторонно, разбрасываясь побегами врастопыр: то, что всегда тянулось сразу в ствол, тут уже изначально расхилилось кустовьем, спутываясь своими ветками с соседним подростом, заглушая чужую волю к жизни и изводя этим самым понапрасну и свою собственную. Так на месте высокостойной могучей красоты изродилась непроглядная серо-зелёнчатая чахлая новина, выморочилась глухотемь хилого кустяного древесья, так былое богатство выродилось в бесполезную растительную дурнину. Такое вот вычаялось чертополошное, непроходимое и непродышное теснилище — сумасшествие борьбы за существование.
Когда рушится внутренняя духовная постройка человека — обваливается и вся его жизнь. Народ — это священная, братская сумма сосродичей по крови, по судьбе, по культуре, по вере, по общей для всех цели бытия. И когда разрушению подверглись и подвергаются разом тысячи и миллионы людских миросозерцаний, тогда разваливается и вся народная целостность, народ — как народ — умирает. Вот это самое во весь исходящий век и происходило с нами. И сейчас, в наши дни, дело народного распада довершается. Остановить это можно лишь одним способом — надо всем оставшейся в нас здравостью признать очевидную и удручающую правду: мы смертельно нравственно больны, мы обезволены зарвавшимся государством так, что не можем даже прокормиться, не умеем защитить себя и своих детей от произвола власти, мы пребываем в очернении безнадежного и озлобленного сознания. Надо излечиться, надо каждому из

Скачать полный текст в формате RTF