Анатолий ЯНЖУЛА

ТАМ,
ГДЕ ТЕПЛЫЕ ДОЖДИ

Вновь шагнуть в детство так же приятно, как войти в тихую реку. И чем мы старше, тем чаще сознание возвращает нас туда, где все хорошо: хлеб вкусный, сны ласковые, а дожди теплые. Я приглашаю Вас в страну моего детства.
Я приглашаю Вас на мою улицу, уютную короткую улицу в шесть домов. Я расскажу Вам о людях и нравах того времени, о своих открытиях большого мира, о радостях и разочарованиях. Я тихо проведу Вас по моей малой Родине, и Вы увидите то, что я так бережно храню в душе.
Итак...

УЛИЦА БЕДНОГО ДЕМЬЯНА

Нашей улице было дано имя Демьяна Бедного. Мой дед, здорово ушибленный Советской властью за непонятную некоторым великим вождям привычку хорошо работать и пользоваться плодами своего труда, часто издевался, называя нас бедняками с бедной улицы, хотя сам к тому времени, был нищ и бос, как странник в пустыне. Я, по малолетству и непонятию причины его сарказма, обижался, считая, что он делает это просто из вредности. Когда же вошел в мало-мальское сознание и набрал ума, чтобы задумываться над тем, кто и что есть округ меня, то одним из вопросов был – кто такой Демьян Бедный? Оказалось – поэт. С поэтами к тому времени, я уже немного сталкивался. Читать начал рано, и первое что я прочел, были тоненькие, затертые книжечки из серии “Мои первые книжки”. Александр Сергеевич Пушкин, Сергей Михалков. Имена все приличные, на портретах красивые мужчины. И еще, Агния Барто. Имя завораживало своей сказочностью и загадочностью. Агния Барто... Портретов ее, правда, на обложках почему-то не было. Может, просто не попадались, а может, при такой красоте имени, она была ликом страшненькой, и, чтобы не пугать детей, ее портреты не печатали. Но имена, что не говори, завлекающие. Есть улица имени Пушкина, может где и улица Михалкова. И вот на тебе, всем нормальным улицам имена как имена, а нам достался Демьян. Да еще Бедный. “Наверное, он такой маленький, щупленький, несчастненький, замордованный проклятыми буржуями. Потому и имя ему дали такое”. Каково же было мое изумление, когда я впервые, уже в школе, увидел его фотографию. Здоровый, мордастый мужик, с хитрыми глазами, в клетчатом пиджаке, со значками на широкой груди. Вот уж по физиономии не скажешь, что “бедный”. Скорее даже наоборот. И я невзлюбил его все душой. Мало, что нашу улицу таким обидным именем назвали, так он оказывается еще и не настоящий бедный. Прикидывается. Вот Максим Горький – это настоящий бедный. Усы отвисли, лицо худое, детство трудное. А этот хмырь, точно придуривается.
Положение опального, в моей душе, поэта, еще усугублялось тем, что в нашем доме пребывал очень похожий на него мужик по прозвищу, “пришлый зять”.

Так его, за глаза, а в горячке и в глаза, звала любимая теща, тетя Феня Кузелькова. Точно такая же мордень, горлом оруч, глазами нагл и напорист. На пиджаке, значок “ВОИР”, загадочный своей непонятностью. Когда я спросил у отца, что это обозначает, он расшифровал мне аббревиатуру таинственного “ВОИР”. Даже при самом мягком переводе, это было, где-то посередине, между “свистюком” и “клизмюком”. Стало совсем непонятно.
Дурачок я был, конечно, в те малые годы. Позже, читая стихи Демьяна Бедного, в миру Ефима Придворова, я смеялся над детской наивностью суждения. Поэт как поэт, не хуже других.
Когда наши родители-новоселы разгребли строительный мусор вокруг дома, то первое что сделал трудовой и равноправный народ – поделил территорию вокруг дома по справедливости. По крайней мере, так им казалось. “Им”, это тем, кто жил на первом этаже. “Пришлый зять” жил на втором, и ему, так же как и всем высотникам, не досталось ничего. Кто-то поворчал, кто по дружески присоседился к “первоэтажникам”, а некоторым, пролетным, не только земля, а и свои детишки были в хлопоты. Но “воировец” решил не сдаваться, и при достаточно большом стечении обитателей дома, заявил неразумный, что огороды – это мещанство и куркулизм, и он будет бороться с ними, как с чуждым для коммунистического общества явлением, через партком, завком, комсомол и начальство. Со всей партийной принципиальностью. Не учел он, обалдуй, что почти все мужики прошли фронт и таких желтых гусей в упор не видели. Нашел, чем пугать. Нервных женщин, таковых правда не оказалось, попросили удалиться, и ему, на могучем русском, не отягощенным изящными оборотами, сказали все, что думали по данному вопросу. Подействовало. “Пришлый зять” свою партийную принципиальность временно засунул теще под кровать и затих. Но значок “ВОИР” не снял. На следующий год огороды зазеленели редиской, луком, а где и помидорами. Отец привез из леса и посадил под окнами черемуху, рябинку и березу.
Давно уж нет тех огородов, территория вокруг дома завалена ржавыми кузовами от машин и старыми покрышками. Нет и рябины с черемухой. Снесло их вихрем времени и перестроек. А березка стоит! Стоит беленькая... Изрублена, изгрызана бортами машин, ободрана дурными руками. Ствол, по-бичевски зачичирвел и запаршивел, нижние ветки обломаны. Но стоит березка... Правда, и не растет больше. Все такая же кривоватая и осанистая. Или мне так кажется, потому что я вырос.

Скачать полный текст в формате RTF