– Да?
– А ты что, не знал? Ах, да! Ведь ты никогда его раньше не видел и в лицо знать не мог. Так вот, он тоже был там, в группе, захватившей министерство. У него просто уже до этого куча административок была, поэтому и закрыли теперь.
Фролов перевёл взгляд на Евгения Сергеевича, продолжавшего молча курить.
– Ладно, Серёга. Я скоро приеду. Там расскажу подробно.
– Приезжай. Ждём. Только будь осторожен. На поезд не садись. Вполне возможно, что Витька – не последний, кого попытаются арестовать ещё.
Родион положил трубку в карман и пристально посмотрел на Евгения Сергеевича.
– Так там был ваш сын?
– Да, Родион, – ответил он совсем тихо после паузы. – Ты просто с Виктором не был знаком, поэтому не узнал. Он не ночевал с тобой на той квартире, подошёл сразу на место.
Фролов мысленно перебрал лица парней, бывших с ним в министерстве. Кто же из них? Кто? Внимание инстинктивно сфокусировалось на невысоком жилистом парнишке, с такими же светлыми и чистыми глазами.
– Вы знали, что он пойдёт на акцию?
– Догадывался. Я ведь тоже, Родион, готовил эту акцию. Осознавал последствия. И как я мог отправлять на неё других людей, и запретить идти туда сыну. Да, впрочем, как бы я ему запретил? Я не имел такого морального права. Если бы я стал прятать сына, то это была бы подлость по отношению к другим партийцам.
– Но ведь отправляли не вы, а Олег, – возразил Фролов.
– Я тоже участвовал в подготовке. Поэтому несу за неё ответственность не меньше Олега. Да, впрочем, сын бы всё равно пошёл туда. Виктор безбашенный. Это был его личный выбор. Его арестовали ночью здесь. На этой квартире. Я ночевал в другом месте. Говорил Витьке, конечно, чтоб не открывал никому, но он не послушался.
Родион потупился. Хотелось что-нибудь возразить. Но язык сделался деревянным, и мысли путались нелепо, совсем по-детски. Он вспомнил день своего приезда. Вспомнил, как неприятно поразили его отчуждённые лица людей на вокзале и в метро, тупые, перекошенные от злобы дубовые физиономии омоновцев и напряжённо-злые лица оперативников ФСБ. И ещё смуглое, горбоносое лицо Олега.
– В мире человечество делится на две части: люди и нелюди, – сказал он, наконец.
– Да. Люди и нелюди, – повторил за ним Евгений Сергеевич, нисколько, казалось, не удивляясь такому неожиданному повороту разговора.
После этого они замолчали. И Родион, и Евгений Сергеевич одинаково понимали, что каждый из них вкладывает в эту фразу что-то своё, глубоко личное, понятное лишь ему одному. Понимали и продолжали молчать.

г. Санкт-Петербург

А.ЛЕВЕНКО

* * *

Скупость зимних красок,
Мир, словно гравюра.
Все открыто, контрастно,
Как на меди у Дюрера.
Льды и снега, как листы,
Следы, словно росчерки туши...
Ясно здесь: у кого чисты,
У кого темны души.

* * *

Поезд уйдет из последнего дня,
Поставит фонарную точку.
Взгляни же хоть раз на меня
Так, как ты смотришь на дочку.

ФИЛОСОФСКИЙ КАМЕНЬ

Галит. Красиво как звучит: галит.
Одно название почтение вселит.
А это – просто... каменная соль,
Но в этом именно и соль!
Какой без соли будет стол?
Не столь приятен и богат не столь...
Диета, может, воздержание велит.
Галит по мне. Приемлю я галит!