Феликс ЧЕЧИК

ОСЕНИ – “УД”!

* * *

Стану на цыпочки, вырасту на
три сантиметра;
ветер подует, и будто сосна
я закачаюсь от ветра.

Я закачаюсь, но не упаду,
ветки ломая,
ночью в двухтысячнопятом году
29 мая.

Не упаду ни за что, никогда,
и не надейся,
а на верхушке ночная звезда,
как оперенье индейца.

* * *

А.Гельману

И думая о Еврипиде,
о детях, о времени, о...
в вагоне занюханном сидя
и в грязное глядя окно,

ты едешь – куда? – а не всё ли
равно – безразлично куда:
по левую сторону – поле,
по правую – города.

Вернуться обратно не поздно,
стоп-кран только нужно сорва...
Нет – поздно! Холодные звёзды
и те уже светят едва.

И сам, как звезда, холодея,
глядишь удивления без,
как на колеснице Медея
летит, не касаясь небес.

* * *

Природа забыла какое число
и месяц на календаре,
всю ночь завывала метель, и мело,
как если бы в январе.

Как если бы всё перепуталось, и
мерещится будто я сплю.
Ноябрь признавался в безумной любви
к распутному февралю.

И было от этого не по себе,
запахло скандалом, и сквер
за десять, каких-то, минут поседел
и не узнаваем теперь.

Нежданно-негаданно крыши домов
прогнулись и рухнут вот-вот,
опасен и вооружён до зубов,
из школы идущий народ.

И все, кроме дворников, рады зиме,
пускай невзаправдашней, а
лубочной, раёшной, держащей в уме,
что не за горами зима

по календарю, как положено, в срок,
как должно, без всяких причуд.
И Гидрометцентр излишне был строг
и выставил осени “уд”.

* * *

И уже заодно, напоследок,
с первым снегом, с последней листвой,
улетает с насиженных веток
вороньё в этот час заревой.

Чтоб вернуться под вечер, как только
в звонкий бубен ударит мороз.
И небес голубая наколка
потемнеет от зимних угроз.

Потемнеет, покроется сыпью
вполнакала мерцающих звёзд.
И о ветре узнаем по скрипу,
безутешному всхлипу берёз.

Всё, что надо для счастья, и даже
больше чем. Просто слёзы из глаз.
Одного не хватает в пейзаже, –
не хватает, любимая, нас.

* * *

Вышел месяц из тумана
Над Москвою, над кремлём.
Ю.Новикова

У Дениса на могиле
и от родины вдали
говорили, говорили,
намолчаться не могли.

Вышел месяц из тумана
над Бер-Шевой, над жлобьём.
Выпьем водки из стакана,
а потом опять нальём.

А потом по третьей или
мы не русские с тобой?
Говорили, говорили,
плакали наперебой.

А потом согласно знаку
свыше, где бессильна тьма:
я – выгуливать собаку,
ты – домой сходить с ума.

Израиль