Николай ШАДРИН

ОДИССЕЯ ЗЛОБИНА

(журнальный вариант)

ГЛАВА 1

Он осовел от обиды. Лез через перепутанную, высокую в этом месте траву. Кусты, растопырив цепкие пальцы, вставали на пути – продрался сквозь них и оказался под старой талиной. Он икал и трясся худенькими плечами. С трудом, рывками втягивал в себя воздух, никак не мог остановиться. Он знал, кто разбил горшок! Дырявый Нос! Сколько уж раз плясал Заяц в воздухе босыми пятками, сколько раз прогулялся по его спине огненный прут из-за козней Носа. Но больше ударов прута жалили слова иче-чон (бабушки): “Знай! Знай!” Заяц застыл от оглушившей мысли: его никто не любит! И опять худенькое тельце тряслось от приступа плача.
Старая талина нависла лохматым пологом, отгородила от злого мира. Под ивой тепло, как в чуме. Застойно пахнет травой. Тихо. Вкрадчиво, едва слышно журчит недалекая речка. И опять пришла мысль сбежать из улуса, жить в тайге одному. Как Дикий охотник! Его так же обидели, и он ушел из стойбища и живет один уж сто лет.
Над ухом ныли комары, жгли спину. Хлопал себя по бокам, чесал ноги, слизывал раздавленных комаров. Чем больше съешь врагов – тем лучше. О, скорей бы вырасти и стать охотником!
– Заяц! Где ты?! – В голосе каменный скрип и угли зла.
Юркунул в куст. Почему у старух такой трескучий голос? Почему они так много ругаются? Почему не хотят разобраться: кто прав, а кто виноват?
– Заяц, иди! Сколько можно кричать?
Он знал, зачем зовет иче-чон: резать березовые веники. На Энесай пришли арысы (русские), сказали, что защитят Бирюсу и Качу от карагыза, но за это просили ясак: березовые веники! С каждого кыштыма (данника) по венику. Говорят, арысы в жарко натопленном чуме хлещут ими себя. Если это правда, то они очень глупый народ. Многие настоящие люди обрадовались: не надо больше отдавать собольи шкурки, маральи панты и струю (железa) кабарги. Новый ясак может заготовить даже малец.
Настроенье ребятишек, как полет бабочки, изменчиво. Заяц вдруг обрадовался, что пойдет заготовлять ясак, припустил в лес во все лопатки.
В березняке тихо. Сумрачно, пляшут солнечные зайчики. Идешь и кажешься себе великаном. Гудят слепни. Яркая муха остановилась на месте, растворяет крылышки частыми взмахами, отлетит и опять зависла. Трава гудит от бесчисленных пчел. Со стороны кажется, нет ничего легче, чем нарезать охапку веток, а войдешь в лес – они высоко над головой. И первая мысль: забраться на дерево, уж там-то веники растут сами собой. Не тут-то было! От дерева тянутся сучья – а веток нет. А если и попадется какая дурная, срежешь, бросишь вниз – обязательно зацепится, застрянет.
Заяц вздохнул: не бывает легкого ясака. Почесал накусанные ноги, шмыгнул носом. Нашел тоненькую березку, залез, качнулся – съехал плавно на землю. Ух

ватился за вершинку – вырывается березка, как живая. Одной рукой держать, другой резать, да еще бычак (нож) тупой – как тут быть?
Наточить!
Кинулся на речку – и замер на бегу, не смея шелохнуться. У ног, в пучке травы, распласталась, прижалась всеми перышками птичка. Гнездо! Уж сложил ладонь лодочкой, чтоб прихлопнуть, сожрать вместе с пером и запить свежими яйцами. Даже слюна брызнула, переполнила рот. Но Заяц стоял. Смотрел. Наконец поплыл ладонью ближе, ближе – упорхнула! Осталась перевернутая шапочка гнезда с пятью камушками яичек. Заяц даже плечи поджал от умиления перед чудом природы. Хотелось прикоснуться губами к этим камушкам жизни. Осторожно взъерошил вокруг траву, чтоб гнездо не бросалось в глаза – высоко поднимая ноги, обогнул место стороной, поспешил на Бирюсу.
Лес расступился, глаза ослепило рябью текучего золота. Взвизгнув от нетерпения счастья, скатился с яра на камешник и даже немного сплясал на прибрежной гальке. Нет большей радости, чем искупаться в студеных струях Бирюсы, нет большего счастья, чем достать со дна влажно сияющий камень.
Испуганным движением схватился за нож – здесь... на груди. Не потерял! Снял петлю через голову, уселся на валун и забегал лезвием, с мелодичным звуком туда и сюда. К пальцам ног ластилась веселая волна, спину припекало, нож-бычак мурлыкал сверкучую песню.
Потрогал жало – бриткий! Склонился над пульсирующими под водой разноцветными камнями. Шаман находил здесь алтын-таш – золотой камень! Кто найдет такой камень, в честь того поёт улус, при встрече целуют ладонь и совсем не смотрят – так плющат глаз улыбкой. Только снежные зубы по всему лицу для такого человека! Заяц долго бродил на мелководье, пока не посинели губы, и не застучали зубы во рту. Выбежал на бережок, сунул пальцы в рот, оглушил пойму разбойничьим посвистом.
Ольховые ветви разошлись, выступило одноглазое лицо бабушки.
– Ну, нарезал веники?
– Ой! – замер и со всех ног бросился обратно в березняк.
– И жрать не приходи! – неслось напутствие вслед. – Это что за лентяй такой уродился на мою голову! Ничего не заставь!

Все-таки это очень неудобно, резать березовый веник. Береза крепкое дерево. А Заяц еще маловат. И слаб в коленках. Обрезал две-три ветки. Лишнее обди

Скачать полный текст в формате RTF