окончании работы придут с проверкой командир полка и Теккер. Поэтому мне нужно было торопиться. Плакат должен был быть вывешен уже на другой день. Так что ночь была впереди. Я в принципе успевал.
Довольно долго я возился с деревянной рамой, на которую натянул красный материал. Это тоже входило в мои обязанности. Было уже далеко за полночь, когда я приступил к тексту. Для этого у меня имелись кисти и белая гуашь. Я работал, и чуть ли не через каждые полчаса прибегал ответственный офицер и справлялся о продвижении моих дел. Он явно переживал. Обстановка была нервная. Особенно она накалилась под утро, когда возникла опасность, что я не успею довести дело до конца к поверке. Но, к великому удовольствию моего контролера, я все же уложился в срок. Оставалось только подсушить краску. Для этого я поднял плакат, задний его конец положил на верхнюю полку стеллажа, а передний – на порог перед входными дверями, где и сам расположился на лавке с чувством выполненного долга и в ожидании командира. Он не заставил себя долго ждать. В назначенное время на пороге появились командир полка, замполит Теккер и мой надзиратель, дежурный офицер.
– Ну, чем же вы можете нас порадовать, товарищ рядовой? – командир пристально поглядел на меня.
Я вскочил, отдал честь и отрапортовал, как положено, что работа завершена. Они переглянулись с Теккером, он одобрительно кивнул. И тут... произошло непоправимое. Все вдруг замерли и уставились на плакат. Со стороны стеллажа, на котором покоился дальний конец плаката, словно по трапу, по нему спускался наш рыжий друг. Кот шел, высоко подняв хвост с умиротворенным выражением на своей усатой морде, потягиваясь, выгибая спину и мурлыкая. Он явно решил своим поведением обаять всех присутствующих. Кот продвигался, оставляя на плакате четкие следы когтистых лап, испачканных еще не высохшей белой краской. Иной раз он останавливался и шкрябал передними лапами с невыразимым удовольствием, еще больше размазывая краску по полотнищу. Когда, каким образом он пробрался ко мне в каптерку и где находился до этого момента, я ума не приложу. Возможно, отсыпался где-то среди кучи бумаг, которых у меня было в изобилии. Работа была испорчена. У меня перехватило дыхание.
– Теккер, брысь! Теккер, брысь!!! – закричал я, в отчаянии забыв о присутствии замполита.
На несколько секунд наступила гробовая тишина. Опомнившись, я посмотрел на Теккера. Его лицо было пунцовым, губы беззвучно шевелились, словно он что-то пытался сказать, но был не в силах. Затем, резко повернувшись, он вышел из каптерки и громко хлопнул дверью. Конечно, в какой-то степени это было малодушием с его стороны. Но мне-то от этого – не легче. Я встретился глазами с командиром полка. Он медленно поднял руку, вонзил мне в грудь указательный палец, бесстрастно произнес: “Пятнадцать суток!” – и быстро вышел вслед за Теккером. Мой офицер в изнеможении сел на лавку, обхватил голову руками и так сидел некоторое время, опустошенно глядя в сторону. Затем медленно поднялся и глухо произнес: “Собирайся”.

г. Красноярск

Юрий ТАТАРЕНКО

ЦЕЛОЕ СОСТОЯНИЕ

Я сказочно богат.
Все, что у меня есть –
89 миллиардов
138 миллионов
297 тысяч
382 – это твой мобильный!

* * *

Рукой подать супругам до беды,
Когда к вещам раздоры прилипают!
У чайника с водою – нелады:
Та в споре, кто главнее, закипает...
Я думаю, что вечен этот спор –
Как в небесах летать неймется птице,
Дождю неймется потушить костер –
Да что там дождь! Неймется сердцу биться!
А людям – как решить наверняка,
Кто первого, а кто второго сорта?..
Плывут всю жизнь по небу облака,
И что для них – крик: “Человек за бортом!”...

БЕССОННИЦА

Ты ко мне – не то, чтоб холодна,
Но в вопросе “как дела?” – нет искорки...
Из-под трубки скачут трели-изверги:
Вот и телефону не до сна!
А когда он снова зазвонил,
Стала ты при мне ломать комедию...
Я тебя – не то, чтоб разлюбил:
Ты вошла в мою привыклопедию.

г. Томск