ШАПКА

За водой к колодцу спозаранку,
Должное отдав ночному сну!
На голову теплую ушанку
Натяну.
Днем мороз слабей, но от поземки
Вьюга занялась, как погляжу.
Шапковы веревочки-тесемки
Завяжу.
Их отец затягивал с охотой,
Да и дед при первом петухе.
Прадед на работу, на охоту —
В треухе.
Сон приснился: в княжеских хоромах
Некто в бороде и при усах.
Личность исторически знакома:
Мономах.
Знаю, что был парень не рубаха,
Славен на Руси, да и окрест.
Только где же “шапка Мономаха” —
Соболь? Крест?
Ведь добро бы шапка — иностранка:
Подарили и попробуй снять.
Но на князе русская... ушанка.
Как понять?!
Страшная догадка: едет крыша!
Но правитель зеркало берет
С тем, чтоб я увидел и услышал:
“Мне идет”.
Улыбнулся... и зажегся в зале
Свет: такой не фильм, но сон. друзья!
Впрочем, назову его едва ли
Бредом я.
Да и вы кивнете, лыжи, санки
Вспомнив, подтвердив немедля тут:
Они шли нам, “личили” ушанки
И — идут.
Чуя холод глины, где остыну
Телом, об одном пекусь в стихе:
Братцы, положите в домовину —
В треухе.

ИЗГОИ

Моде не впервой колоть булавкою,
Спицей то, что “ветоши” сродни —
Не под солнцем валенки, под лавкою
Ишут себе место в наши дни.
Золотыми пряжками горя-блестя.
Модницу недаром кинет в дрожь.
Польские сапожки их не вытеснят.
Но к порогу отодвинут все ж.
На носу весна, да не капель же с крыш.
И душа у катанок болит:
“Извини-подвинься!”, а то просто: “Кыш!!” —
Им ботинок чешский говорит.
Чем таким особо выдающимся
Знатен перед валенком — а нет:
Вдруг на печь концом шнурка негнущимся
Указал заокеанский кед...
Да уж! Если доску-перебродину
Кинуть через время, им весной
Путь — на “историческую родину”
С русскою кирпичною трубой.
С печи, где паучьи сети, нити ли,
Валенкам виднее в их года:
“Шарик” все отдал: теплоносители

На пределе — будут холода.
Потому на уличной завалинке
Скажет сизый дед к исходу дня:
“Вот сыграю в ящик, меня в валенки
Пусть обуют”.
Тоже и меня.

КАРТОШКА

Картошка с брусникой-морошкой!.
Казалось, роскошнее нет
Еды, когда в глиняной плошке
Получишь ее на обед.
Простое крестьянское блюдо.
Но прочими вкусными меж
Она — повседневное чудо:
Язык не откусишь, отъешь...
Пусть чай не особо в охотку
Морковный, когда и постыл
... Но тот пехотинец в пилотке
Неделю не ел и не пил.
В печь русскую бросит поленец
Отец и трещите, горя!
... А где-то боец окруженец
Картошку грызет, не варя.

РЕМЕНЬ

Силлогизм вполне простецкий,
Откровенно говоря:
Поясной ремень — отецкий,
Ягодица же — моя.
Потому юнец воспитан.
... Воротясь в отцовский дом,
С тем, “печально-знаменитым”,
Снова дружен он ремнем.
Потому я в опояске
С пряжкой, замкнутой на зуб.
Стынь ли, вьюга, без опаски,
Как заправский лесоруб, —
На работы дровяные
С топором или с пилой,
И на горы снеговые,
Когда с крыши их долой:
Под ремнем, как под присягой,
Трудовой — он тоже фронт!..
Я в ремне в окоп залягу:
В тот — под крест,
Под звездный зонт.

ПОРОСЕНОК

Был он, словно ребятенок,
Крючкохвостый поросенок!
Клетка, хлев, загон двора —
На уме одно: игра.
От ограды до ограды
Он летит живым снарядом,
Его ловит вся семья,
И из ловчих худший — я.
Ухватил его за брюшко.
Как визжащую подушку:
”Заливайся, дорогой!
Все равно ты будешь мой!”
Но, нацеленный на вылет,
Словно мылом он намылен:
Я стою, болвана вроде,
Он рванулся и — свободен.