Дмитрий КАДОЧНИКОВ,
Марина САВВИНЫХ

“ЭТОЙ ШКОЛЕ
ЛИТЕРАТУРА
НЕ НУЖНА?..”

В конце ноября минувшего года учителя-словесники города Зеленогорска Красноярского края приняли участие в семинаре, руководила которым директор Литературного лицея Марина Саввиных. Предмет семинара – теория и практика русского стихосложения – кажется, чрезвычайно далекий от политики, тем не менее все время смещался в сторону животрепещущих учительских проблем: что происходит в нашей школе с художественной литературой? почему старшеклассники (например, участники всероссийского интеллектуального шоу!) не могут распознать широко известные стихи Есенина или по предельно прозрачной цитате из текста, входящего в школьную программу, угадать имя персонажа? почему не знают, не любят, не читают?.. “Впрочем, может, это и не нужно?” – обмолвился как-то Маяковский, говоря о поэзии. Может, и правда?

Зеленогорский журналист и поэт Дмитрий Кадочников обратился тогда к М.Саввиных с просьбой об интервью. Времени на обстоятельную – вдумчивую – беседу уже не было, и авторы нижеследующего текста договорились об “интервью по электронной почте”. Обсуждение темы заняло примерно неделю. Через некоторое время “сухой остаток” разговора был опубликован в зеленогорской газете, вызвав нешуточный резонанс... Однако эта “электронная беседа” (признаемся, гораздо больше напоминающая горячий спор заинтересованных в обсуждаемом вопросе людей, чем обычное интервью), на наш взгляд, сама по себе представляет интерес для аудитории журнала “День и Ночь”. Предлагаем читателям ее полный текст.

Д.К.: Марина Олеговна, какие метаморфозы произошли с художественной литературой как с предметом школьной программы за последнее десятилетие? Что дало Вам повод сказать, что литература вполне способна разделить судьбу затертых и практически исчезнувших пения и рисования? Так ли все катастрофично?

М.С.: Мне кажется, что вопрос о школьной литературе неразрывно (и драматически!) связан с кардинальными сдвигами во всей нашей системе образования. Никогда еще (разве что в самые “смутные” периоды прошлого!) российская школа не была так явно и глубоко дезориентирована – в социально-нравственном смысле прежде всего. Рискну повторить банальность: школа – основной механизм воспроизводства общества в его национально-духовной самобытности. Образовательная система так устроена, что эта самая “самость” (или, скажем, “ментальность”, “дух нации”), то,

что как бы витает в воздухе, растворено в культуре, для школы должна быть четко сформулирована. Образование как сфера деятельности государства предполагает некую фундаментальную ЦЕЛЬ, в соответствии с которой строится школа, ее образ и основные “институты”. Советская школа такую цель удерживала последовательно и мощно: она готовила “молодого строителя коммунизма” как “гармонически развитую личность”, руководствующуюся в общественной и личной жизни “моральным кодексом строителя коммунизма” (списанным, прямо скажем, один в один с соответствующих христианских заповедей). Художественная литература как учебный предмет должна была “работать” в этой системе прежде всего на “идейно-патриотическое” и “нравственное” воспитание. В социальных процессах “перестройки” и “демократизации”, “деидеологизации” (полный бред, если вдуматься!) гуманитарной сферы акцент в “школьной литературе” переместился на эстетическую составляющую предмета (то есть предполагалось изучать в школе именно формальную сторону художественной словесности), однако такой “перенос ударения” только еще больше все запутал! Ибо в научном литературоведении именно эта сфера – самая живая, подвижная, полностью меняющая установки каждые 10-15 лет!
Пресловутые ветры перемен, захлестнувшие страну в девяностые годы, катастрофически повредили прежде всего целевой фундамент школы. Еще в середине 90-х известные деятели культуры с прискорбием отмечали ставший тогда уже очевидным факт, что российская школа все отчетливее – в общефедеральном масштабе! – ориентируется на американские образцы, радикально противоречащие исторически сложившимся культурно-нравственным основаниям русского народа. Писатель и критик А.Тарасов еще в 1996 году писал в своей знаменитой статье “Очень современная повесть”:
“Европейская школа в первые десятилетия XX века была часто – а в России даже в основном – ориентирована на “высокую культуру”, на включение ученика в европейскую прогрессивную культурную традицию: научившись читать и усвоив в школе эстетические установки “высокой культуры”, ученик, если он не был дураком и лентяем, был готов к аутентичному восприятию и личному переживанию Достоевского, Ницше, Блока, Пастернака и т.д., которые становились для него лично значимыми, превращались в важную часть его внутреннего мира и занимали в его шкале ценностей подобающее им высокое место. Напротив, между сегодняшней школой и подлинной культурой существует разрыв (это явление тоже рождено Америкой – еще на заре возникновения “масскульта”, в эпоху “genteel tradition”): эти два института общества существуют в разных мирах, в разных измерениях, фактически они уже враждебны друг другу. Школа выпускает не творцов, а потребителей...”
И дальше:
“Западным мещанам было легче. В 40-е годы нашего века мещанская “массовая культура” окончательно задавила европейскую классическую культуру в США, а к концу 70-х годов – и в Западной Европе. Немещанская – подлинная – культура оказалась загнана в резервации, в интеллектуальные гетто; современные методы тиражирования (то есть: удешевление пред

Скачать полный текст в формате RTF