– Два двадцать, бутылка, – машинально обронил Алик.
– Давай по рублю – десять, – быстро сказал парень.
Алик терпеливо, скучным голосом заговорил:
– Бутылки считаны. Выручку мне все равно сдавать в бухгалтерию. И вообще, я не продаю... – и он задвинул дверь.
Снаружи раскатился яростный мат, и тут же загрохотало по обшивке. Видимо били чугунной тормозной колодкой, которые в изобилии валялись на каждой станции. Минуты через три, не выдержав грохота, Алик откатил дверь. Тот, который бил по вагону колодкой, бросил ее, и, кривясь брезгливыми гримасами, заговорил:
– Все хватаешь... Все не нажрешься... М-мразь...
– Я сказал, что не продаю... – тоскливо протянул Алик. – Я просто, во время каникул подрабатываю; сопровождаю считанные бутылки и сдаю все вино по накладным...
– Ладно... – парень глубоко вздохнул, низко наклонив голову, порылся в кармане, выудил червонец, присовокупил к нему рублишко и протянул зажатые в пальцах деньги Алику, обронив брезгливо: – Давай пяток...
Алик потянулся за деньгами, не сообразив, почему парень протягивает их, отступив чуть ли не на шаг от вагона, а когда сообразил – было поздно; дверь с грохотом прыгнула на него сбоку...
...Алик падал, падал, падал... И никак не мог долететь до земли, а Железный Змий с грохотом уносился в даль. На его спине, пригнувшись, как боец Первой Конной в сабельной атаке, сидел Вадим, и размахивал голой женщиной, держа ее за ногу. Руки, нога и голова женщины безвольно мотались, как у тряпичной куклы. Вдруг Алика что-то подхватило и понесло, ласково покачивая, и в ушах сладостной мелодией зазвучала песня без слов. Он знал, что это поет Птица Сирин, и блаженно вздохнул, погружаясь в покой...
А до спринтерского броска в рыночную экономику оставались долгие десять лет...

г.Омск

ДиН память

Владимир ПУРИШКЕВИЧ

РАСПУТИН

Была война, была Россия
И был салон графини И...
Где политический мессия,
Смеясь потягивал “Аи”.

Как хорошо дурманит деготь
И нервы женские бодрит!..
“Скажите, можно Вас потрогать”, –
Хозяйка дома говорит.

“Ах! вы такой необычайный,
Что я не в силах усидеть,
Вы – страшный весь, какой-тотайной
Должны Вы силою владеть!

Вы квинтэссенция, эротик!
Вы страстный мистик по уму!” –
Сложивши в дудочку свой ротик,
Графиня тянется к нему.

Она, как бабочка, трепещет
В силках расставленных сетей,
И маникюр графини блещет
На фоне траурных ногтей...

В салоне тихо... Гаснут люстры...
Сплелиьс в одно и страсть, и боль.
Мужик находчивый и шустрый
Ведет себя, как ракомболь.

Его пластические позы
Вне этикета, вне оков.
Смешался запах туберозы
С ядреным запахом портков.

И даже бедному амуру
Глядеть неловко с потолка
На титулованную дуру
И проходимца-мужика.