Михаил Айзенберг

ТА КВАРТИРА
НАВЕРХУ

***

Та квартира наверху
как разбитая посудина.
Все осталось на слуху
кроме присвиста иудина.
Неживая трескотня
за шкафами, под обоями
объяснилась для меня
затяжными перепоями.
Но, вживаясь в общий хор,
превратился шепот разовый
в намекающий повтор
за обдуманными фразами.
Или голос присыхал,
вычитался тем, что сказано,
словно конченным мехам
было в воздухе отказано.

***

Прошьет ненадежными скрепами
последнюю дюжину лет,
и школьный товарищ затребует
тебя на семейный обед.
А там, узнавая растерянно,
что ты “молодцом, молодцом”,
сидишь между тещей и деверем
и наедине с холодцом.
Забыты, почти обезличены,
но лица как будто тесны.
А новые знаки различия
не стоят своей новизны.
Миражными киловаттами
смеркается как всегда
надежно аляповатая,
насиженная беда..
А юность! По свежему дерну
идет, далека и близка,
в любую распахнута сторону
ее земляная тоска .
И рыхлое зренье, и очередь,
и пиво, и горький дымок.
И тот павильон заколоченный,
которому кончился срок.

1

Какой-то зуд по февралю,
он скоро опухолью скажется.
И снег, раздувшийся как флюс,
и набегающая кашица
свои края переползут,
и по наперстку лед прокиснет.
Не оттепелью выйдет зуд,
а только синяки оттиснет.

2

А свет, обложенный зимой,
ведет прозрачные зигзаги, -
ход отраженья непрямой,

игра пересеченной влаги.
От точки к точке целый день
искрят зеркальные облатки.
Скользит обманчивая темь -
живые пальцев отпечатки.

***

Земля ушла из-под ног.
Пошла колесить стезя.
И я разделить не мог,
что можно, а что нельзя.
Но вычерпал столько сил
и так потонул в долгах,
что лихо свое носил
уже на прямых ногах.
И воздух в ушах поет.
И мается зверь-шатун.
Остался один подъем,
чтоб крикнуть ему: ату!

***

В.Ковалю

Я забуду, как там заманчиво.
Все нас учат, слепых котят, -
только что начиналась складчина,
но даже денег не возвратят.

Ах, какое в Москве засилье
пешеходов без шапки в ночь, -
до утра на одном токсине,
за спасибо, прими и прочь.

Век плясать по чужим окраинам -
глушь, Очаково, Теплый Стан...
Я не знаю, каким стоп-краном
все рассаживать по местам.

Ты, невидимый среди ближних
беспокойный морской царек,
рассчитайся на третий лишний
и один подтверди зарок:

“К невнимательной белоснежке
оборачиваясь как змей,
колядуя в гостях у вешалки,
на другое смотреть не смей.”

***

Сохрани-спаси от такой заботы:
вспоминать, какие пропали годы.
Их оплакать ручья не хватит.