Если бы знать, увериться — на мгновенье! —
Что причиняет боль не свет, а само стремленье,
Если б открыть отчаянья благодать:
Изнеможенье звать и невозможность – вспять!
Стало быть, разговор – кристалл беспощадной тверди
И достигается только ценою смерти?!
Стало быть, весь твой свет – только в конце тоннеля?
Поговорим едва ль... или же — еле-еле...
2000
***
В противовес вселенскому распаду
И возбужденью виртуальных сфер –
Мне нужен – во спасение – Гомер...
Он для того и создал “Илиаду”,
Чтобы, цепляясь за его игру,
Я на весу уверенно держалась ,
Чтоб я еще качалась на ветру,
К своим богам испытывая жалость
И скромное достоинство свое
Им предъявляя в качестве ответа...
Какое одинокое питье –
Как удовлетворение обета!
Высокое распутство – пить вино,
Единственное в мире, в одиночку,
И всею кровью чувствовать – оно
Сию минуту воплотится в строчку
И вспыхнет где-то на краю времен
Бессмертному Гомеру в оправданье!
Хотя об этом вряд ли думал он,
Троаду отдавая на закланье...
***
“ … и море, и Гомер…”
Мандельштам.
Приам взмолился к Зевсу. Он просил
Послать ему какую-нибудь птицу,
Как знак того, что в страшный путь пуститься
И возвратиться старцу хватит сил.
Горе воздел он руки, взор возвел
К внимательному небу над горою
И видит – огибает справа Трою
В святых лучах сверкающий орел.
“Я ухожу – за мертвым в стан людей,
Которых, как чума, объяла злоба.
Не медли ни мгновения, Идей!
С тобой в боях состарились мы оба,
Вдвоем по праху вытоптанных нив
Прольемся безысходными слезами,
И, может быть, платками конских грив
Их высушит заря, спеша за нами...
И пусть бы затворились тишиной
Моей земли отравленные раны!
И пусть бы те, кто нашей кровью пьяны,
Оставили для смертных круг земной!
Для разрешенья олимпийских свар
Пусть не пересекают горизонта!
Пусть трупным пеплом изойдет пожар
На скорбном побережье Геллеспонта,
Чтоб не дождем, а пламенной смолой
На стены Трои опустилась кара –
И отпустила!.. нет желанней дара,
Чем искупленье чьей-то воли злой!”
Идей сказал: “Пора” — и вожжи взял,
И взвыла вслед печальной колеснице
Вся Троя... откликаясь на обвал,
Так воплями и мглой земля клубится...
О, плачьте, плачьте! Выше облаков
Восходит то, что болью возносимо!
Когда-нибудь иссякнет гнев богов,
Но от начала до конца веков
Нечаянное зло неискупимо –
И кровью в мире мечен всякий кров...
2000 г.
ЭЯ
Кто в зеркале вечности видит любовь —
Исследует адские пытки,
Цирцея, драконью используя кровь,
Любовные варит напитки.
Кто к чаше приблизит запекшийся рот –
Себя в колыхнувшейся влаге найдет,
И брызнут зрачки золотые
В глазницы, незримо пустые.
Кто в чаше найдет своего двойника —
Рискует с ним намертво слиться.
Колдуньина сила остра, но кратка
Чарующих слов вереница.
Кто хочет ответа – его не найдет,
Не купит, не вынудит, в долг не возьмет,
Любовь добывают волшбою,
Судьбу подменяя судьбою.
Кто козни затеял – ужасный посев
Пожнет на исходе дыханья...
Цирцея, гася неумышленный гнев,
Царю возвращает сознанье.
Кто сдался во власть – но ее одолел,
Подобно зефиру, во мглу отлетел,
И черный корабль одиссеев
Уходит, заклятье рассеяв.
2000
***
Поэзия – искусство умирания.
А как меня томило сердце раннее,
Голодное до смысла и утех,
Уверенное в истине для всех,
Согласное, что все мы в чем-то лошади,
Что надо бы с толпой шуметь на площади,
В трубу трубить – а если суждено,
С победным криком вылететь в окно
И – вдребезги под праведными звездами!..
Но как во мне томится сердце позднее –
Бесплодной изнуряющей тоской,
Как известковый камень под рекой!..
Река течет, толкает и стучится,
Частицу изымая за частицей
Из маленького тела моего,
Взамен не оставляя ничего...
И без конца — касание... лобзание...
Терзанье... ускользанье... исчезание...
2001
г. Красноярск