Светлана ВАСИЛЬЕВА

КРАСОТА СПАСЁТ МИР,

ИЛИ КТО УКРАЛ ЧЕМОДАНЧИК?

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ОТ АВТОРА

Открывшаяся цифирь года — 1999 — одновременно обещает и страшит. С одной стороны, легко становящийся перевертышем набор девяток, с другой — их возможное совсем в недалеком будущем скругление до полных нулей. Начало начал... Но и помимо этой “музыки чисел” мы реально, по себе чувствуем склонность действительности к самовольному образованию разного орда “перевертышей” и “оборотней”, “двойников” и разрушительных монстров — они возникают вовсе не по велению каких-то посторонних, чуждых нам сил, а часто есть следствие наших собственнических фантазий и помыслов. Неплохо, вроде бы, задумывается, да дурно делается... Двойник — в каждом, другое дело как с ним быть и обращаться. Достоевский в этом смысле нам учитель и подмога.Вот почему мои герои так откровенно набиваются в “Близнецы” к своим известным литературным прототипам, отбрасывают кукольные тени на белом листе. “Двойник” опасен, тень может и убить своего “хозяина”, кукла — радует и спасает. Игра игрой, но в эту компанию может быть принят и реально живший опальный страдалец, поэт Александр Полежаев, и мы с вами, если мы готовы к состраданию и оглядке на самих себя, свою быстротекущую жизнь.

С. В.

А

“Le beau c’est le laid”
V. Hugo *

В самом начале мая, в заморозки, часов в восемь утра самолёт, следующий рейсом Лондон-Москва, разогнавшись по серебристой дорожке, взмыл в воздух. Было так хмуро и мглисто, что рассвет, казалось, вовсе не наступал — на расстоянии взгляда, вправо и влево, трудно было различить из окошек иллюминаторов даже подобие солнечного светила. Среди пассажиров было много очень важных “Ви-Ай-Пи”, отнюдь не впервые возвращавшихся из-за границы и оккупировавших первый, самый роскошный и дорогой класс, но гораздо больше были наполнены салоны бизнес- и эконом-классов, и всё сплошь публикой родной и разношёрстной. Все, как водится, клевали носами, утомлённые процедурой раннего таможенного досмотра, у всех головы были тяжело впечатаны в комфортабельное прокрустово ложе высоких кресел, все лица были бледны и мглисты под стать проплывающей небесной облачности.
В одном из отсеков бизнес-класса совершенно случайно оказались рядом два пассажира — оба люди не первой, загостившейся молодости, оба почти налегке, если не считать плоского чёрного чемоданчика типа кейса, небрежно засунутого под кресло, оба весьма изрядно разодетые, с физиономиями примечательными, и оба, наконец, пожелавшие ни с того ни с сего войти друг с другом в конверзейшн, в беседу, то есть. Если б они оба знали, чем именно так примечательны,

*Сноска: “Красота - это уродство”. В.Гюго

то, конечно, страшно удивились бы, что в авиакассе им продали билеты на соседние места. Один из них был роста среднего, с густыми чёрными, почти псиными волосами, коротко стриженными по последней моде, в изысканно-старомодных очках с тонкими дужками и безо всякой оправы, со взглядом несомненно умным и даже одухотворённым, но до неестественности увеличенным диоптриями. Нос его был маловыразителен, хотя и крупен, зато рот постоянно складывался в презрительную и даже злую улыбку под странно-легковесным прикрытием щегольских усиков, явно намекающих на наличие в их носителе некоей “белой косточки”. Впрочем, более всего в этой фигуре бросалась в глаза её непропорциональность, заметная даже в теперешнем сидячем положении: туловище сильно уступало голове, а огромные пальцы с хищно выпуклыми, хваткими ногтями совершенно не вязались с общим надменно-небрежным видом. Ой был хорошо одет в какую-то немыслимо дорогую серую блузу, в распахнутом вороте которой сквозь шейный платок “от Кардена” высовывался простой железный крест на слегка засаленном шнурке.
Мышиный жеребчик — такое определение, пожалуй, дали бы этому субъекту в народе, если бы эта субстанция сохранялась в чистом виде в недрах самолёта, среди валютного шуршания несколько оторвавшейся от родной почвы публики, в пространстве, насыщенном ароматами вкусной беспошлинной выпивки. Все здесь, не смотря на усталость, находились в состоянии некоторой взвинченности, так сказать, во предвкушении, пересекая все и всяческое границы и уже как бы принадлежа миру не земному, а небесному. Кто-то даже вспомнил, что для ребёнка, который случайно рождается в воздухе, то есть, на борту самолёта открываются совершенно иные, особые перспективы, и он единым махом, без всякой там бумажной волокиты может получить подданство пролетаемых в момент рождения стран. Нет, каково? И какие после этого привычные определения будут действовать в условиях полёта?
Так что наш второй пассажир под эти определения тоже не подходил, также пребывая в состоянии беспочвенного предвкушения. На нём был довольно потёртый серый пиджак “Харрис-твид”, который, кажется, нисколько его не согревал. К тому же, безупречно скроенный, он худо сидел на тщедушной и даже измождённый фигуре его счастливого обладате

Скачать полный текст в формате RTF