Владимир ЛЕОНОВИЧ

ЧАС ИСПОВЕДИ

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

1. ПЕРВОЕ КОЛЕНО

Памяти генерала Огольцова

Ежовщина и огольцовщина,
пускания больших кровей,
досаднее чем безотцовщина
для некоторых сыновей.

В ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ НОЧИ
гремя костьми встают в регалиях
заслуженные палачи,
досадуя, что оболгали их.

Я знаю эти чудеса,
поскольку с вечера шампанского
шел мимо кладбища Армянского
и слышал как бы голоса.

— Отец! Не по моей вине
твое почетное палачество
перерождается во мне
в обыкновенное стукачество.

О праведной твоей борьбе
не знает наше время стертое.
Колено, может быть, четвертое
поставит памятник тебе

повыше ТРУБНОГО СТОЛПА.
Герой Саратова и Питера,
всему народу про тебя
расскажут бронзовые литеры,

как ты служил, как втихаря
ты ликвидировал Михоэлса...
И я боролся — я готовился
к чему-то большему — и зря ?
Все наше время промежуточно...

— Сопляк! Довольно, замолчи.
Колено первое ублюдочно. -
И кости брякнули в ночи.

II. ТЕЛЕФОН

У меня заболел телефон
воспалением СРЕДНЕГО УХА —
появился пространственный фон,
верный признак такого недуга.

Но компьютер у них простоват:
он своих отличает по мату...
Значит, надо использовать мат,
а затем приступать к компромату.

Милый круг покидая семьи,
натяну нитяные перчатки,
чтоб нигде не прилипли мои
злоумышленные отпечатки.

ВЫ — хотели их снять — у МЕНЯ ?
Вместе с кожей! Ребята, не суйтесь.

Мои пальцы и вся пятерня
на щеке у А. О. — адресуйтесь.

Это вашего бати сынок,
он в особой храним картотеке.
Было время: пихнул в “воронок”,
оприходовал гада — и к стенке!

А теперь?..

80-е годы

ДАЙ ИМ, КЛАВКА

ЭТО ВАШИ ПРОБЛЕМЫ... Что за подлый словарь!
ВАШИ, ВАМ ГОВОРЯТ! А МЕНЯ НЕ КОЛЫШЕТ...
На перроне вдыхаю родимую гарь,
из кислятины зал ожидания вышел.
НЕ КОЛЫШЕТ... Экзистенциальная суть,
что втесалась в язык так библейски картинно.
Вот и парочка, переходящая путь:
их колышет вчерашняя пьянка, вестимо.
Оба среднего рода, хоть ОН и ОНА,
и, пожалуй, разлаются без опохмелки.
— ЕСТЬ У КЛАВКИ! — А Я ГОВОРЮ, НИ ХРЕНА!
— КЛАВКА ДАСТЬ... Но мои наблюдения мелки.
Дай им, Клавка...
Рассеялся на пять минут.
Опрокинута жизнь моя, вырваны корни.
Может быть, монастырь — мой последний хомут?
Хоть бы так — только прочь из такой живодерни...
Если воздух проглоченный, если слова,
если душу... заключат и вырвут наружу...
требуха наизнанку... собака мертва,
вся в крови... я видал...
Я ВОБРАЛ ТЕБЯ В ДУШУ...
Как же...

ТИП

Совесть его,
как помойная яма,
все без зазренья вместит:
каждая мелочь открыто и явно
нетерпеливо блестит.

Кается запросто, сам сочиняет,
страшный какой он злодей,
топчет себя,
даже в краску вгоняет
виды видавших людей.

Что же он хочет?
чего же он просит?
Есть и покрышка, и дно.
Искренности — целая россыпь.
Исповеди — не дано.

Московская обл.