<< 

Катя НЕКРАСОВА

СОВПАДЕНИЯ

повесть

Дорогие друзья!

Как член редколлегии, имею честь и удовольствие представить вашему вниманию рукопись молодой питерской писательницы Кати Некрасовой. По-моему, читателю эта повесть понравится, как она понравилась мне.

С уважением Борис Стругацкий.

 

Мир был тих и пуст.
Мир был чист и добр,
от людей в нем остались только тающие цепочки следов
на свежем снегу.

С. Витицкий

“Поиск предназначения, или двадцать
седьмая теорема этики”

 

Выходя из самолета, он-таки ударился макушкой. Его толкнули в спину, и он шагнул — в холод, под дождь. На белые мокрые ступеньки.
А куртка лежала в сумке, сданной в багаж...
На середине трапа он не выдержал и снова остановился. ...Холодно, думал он, трясясь и натягивая рукава футболки на локти. Очень холодно. Очень-очень-очень холодно... И ветер еще... (Тут у него начали стучать зубы.) ...Холодно же мне!.. Сил нет, как...
— Мистер!.. — возмутился сзади женский голос.
Люди торопились вниз по трапу. Оказавшись на земле, бежали к автобусу, пригибаясь, закрывая головы свободными руками. Дождь был несильный, но вполне приличный, и он тоже побежал, перепрыгивая через пузырящиеся лужицы.
В лужах — листья. (Сорванные, что ли, ветром?.. Желтые... Странно...)
...Он стоял под дождем. Придерживая на плече ручки сумки, озирался откровенно ошалело.
Из здания аэропорта к остановке валила очередная толпа. (А он-то в самолете еще удивлялся, почему все тепло одеты...) По крайней мере, относительно тепло — не было в толпе ни голых рук, ни голых ног. Кажется, один я не знал, какая тут погода. Но они-то все собирались заранее, готовились, узнавали... А мне бы ведь и в голову не пришло куртку взять, если бы не Джулия...
Август же месяц, что же это такое...
Он пошел наискосок через площадь — туда, где вдоль паребрика в ряд стояли такси.
Холодные капли летели в лицо. Он щурился. Куртка спереди была уже мокрая, мокрые волосы липли ко лбу. Сумка тяжело билась на боку, он прижимал ее локтем. Мимо с шипением — по лужам — проносились машины. Одна за другой или обгоняя друг друга, так что даже шарахаться было особенно некуда.
...Водитель потянулся через пустое сиденье и сам открыл дверцу. Мэтт нащупывал ручку уже не глядя — поверх машины смотрел на усыпанный листьями газон. Желтым, красноватым, рыжеватым пестрели кусты. Южные мелколиственные кустики, но общее впечатление было — глухая осень где-нибудь в средней полосе.

 

 

 

“Золотая осень”.
...Ирма умерла золотой осенью. Не дожив четырех дней до пяти месяцев со своего последнего дня рождения. Если бы были эти четыре дня, ей было бы ровно двадцать шесть лет и пять месяцев.

— Заходи, — сказала Ким и отступила.
Он зашел, и сейчас же двери съехались, тихонько стукнули за спиной.
В холле было сумрачно, лампочки в огромных люстрах горели через одну. На потолке тускло блестела позолота. Свет падал в основном сзади, через стеклянную стену и стеклянные двери. И было тихо — выморочно тихо, только слышался шум дождя.
— Ты что, одна здесь?
— Еще Крис. И все. Все уже разъехались.
— Какой Крис?
Она как будто удивилась.
— Брат Дила. Крис. Вы же знакомы.
Он вспомнил.
— А, Крис...
— Он меня попросил остаться пожить. Временно. Чтобы не одному быть.
Мэтт пожал плечами. Промолчал. (А что я, собственно, знаю о них, чтобы удивляться?) Ким тоже молча смотрела на него — с некоторым даже вызовом, ожидая, видимо, какой-то подначки. Отросшие волосы странно изменили ее лицо, иногда оно казалось совсем незнакомым. Он никогда не видел ее с длинными волосами.
Всю дорогу он представлял, как с порога спросит: “Где она?” — и поедет туда. Почему-то он думал, что Ирму похоронили на старом кладбище, на обрыве.
— Давно их похоронили?
— В пятницу.
Мэтт сжал зубы, скривился. Ужас, со вчерашнего дня стывший,сжимавшийся внутри, ужас перед нестерпимо страшным снова поднялся и заметался в нем. То самое чувство, которое должно было заставить его действовать, окажись он здесь вовремя, билось, опоздавшее, бессмысленное и бесполезное. Ее уже даже похоронили. Пятница. А сегодня вторник. Пятница. Среда. Он никак не мог вспомнить, что он делал в среду.
— Об этом же во всех газетах писали, — сказала Ким. — И по телевизору говорили.
— Да я новости сроду не смотрел! — сказал он с отчаянием.
— Пойдем, — сказала Ким.
...Странно, что у него не возникло этого знаменитого ощущения — ему не казалось, что дом опустел без Ирмы, что в сумрачной тишине не хватает звука ее шагов.
Он подумал об этом на лестнице, среди белого мрамора и позолоты. Ким шла впереди, стук ее каблуков звучал, как выстрелы. Не дойдя нескольких ступеней до площадки второго этажа, она остановилась и обернулась к нему. Ждала. За ее спиной голубоватые мраморные колонны уходили в золоченую лепнину сводов.
Здесь просто все стало так же, как было до Ирмы.
Словно ее и не было никогда.

Он обхватил себя за плечи и съежился еще сильнее. Перед глазами — квадраты паркета.
Его тронули за плечо. Он поднял голову и увидел рядом лицо Криса Кристела. Продолговатое бледное лицо, и стрижка еще короче, чем он помнил.
— Скажи, ты ведь не был на свадьбе, да?

 

 

 

Скачать полный текст в формате RTF

 

 

>>

 

 

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 6 1998г