ПИСЬМО ИЗ АНГЛИИ

Юрий КОЛКЕР

СЕМИДЕСЯТЫЕ,
ПРОКЛЯТЫЕ...

***
Семидесятые, проклятые...
Здесь ласточка не вьет гнезда.
Погибли существа крылатые
От ужаса и от стыда.

Самодовольные, смердящие...
Пустоты, затхлость и застой.
Что делать музе в этом ящике?
Как выжить честности простой?

Как солнечной скупою ласкою
Согреться веточке живой?
В соседстве с желтой, типографскою,
Коричневеющей листвой?

Все ж мученица из Елабуги
Хоть в том счастливей нас была,
Что этих дней цвета и запахи
прозрев, до них не дожила.

1978

***
Еще потеряно не все,
Еще звезда не закатилась,
Еще вертится колесо —
Штурвал судьбы, Господня милость.

Еще не сглазили слова
Литературные подонки,
Еще душа твоя жива
И стоит больше селезенки.

1975

ЛУЧШИЕ МЫСЛИ

Лучшие мысли, ровесники дантовых дум,
В кухне поэта находят; он моет посуду.
Вывелись море и скалы, где, горд и угрюм,
Мнил его прадед великий:
ВОВЕКИ ПРЕБУДУ...

Только угрюмость осталась, а гордость ушла —
Или иною, невысокомерной сменилась.
Демократическая, кафкианская мгла,
Хлябь коммунальная — в те времена и не снилась.

Схвачены мы небывалой доселе игрой:
Фабулы нет, музы возгласов громких стыдятся.

Что-то умолкло в классической схеме. Герой
Гладит пеленку, подмосткам оставив паяца.

Лучшие мысли — в вагоне, набитом битком
Бедами, горестями и враждой беспредметной,
В хмурой толпе — осеняют счастливца тайком,
Голос он слышит приветливый, шепот заветный.

И проступает в убогом и страшном быту
Нечто щемяще-прекрасное, неназывное,
Будто в подводных садах, где, ступив за черту
Жизни, блуждает Садко, вспоминая земное.

1984

***

Еще ты полон этим днем холодным —
Но счет закрыт: твой труд, твоя печаль,
Все то, чем был ты пред лицом Господним,
Занесено на вечную скрижаль.

Нет корректуры для последней правки,
Обмолвки не искупишь кровью всей,
Приходит ночь, и ангел очной ставки
Является над совестью твоей.

1982