<< 

Сергей ЛУЗАН

 

БЕЛЫЙ ВОЛК

Рассказы

 

 

ГУСАР

Когда лед заматерел, я собрался гостевать. От моих Медвежьих ручьев до кордона заповедника Путоранский почти сто двадцать километров и почти по прямой. Конечно, все зависит от морозов. Чуть оттепель вздохнет — тут тебе и наледь прет из ручьев, а ручейки-то горные. Вляпаться на снегоходе в наледь — дело обычное, ежели на ногах новые химзащитные боты или сапоги, что один хрен, лишь бы ноги не промокли, но влетать через каждые два-полтора километра, а потом выковыривать изо льда в одиночку четверть тонны железок да еще со льдом — штука очень неприятная.
Пришлось мне однажды 120 километров 18 дней на “Буране” елозить, а потом все равно его бросил и еле-еле добрался с другом до кордона пешочком. Да у кого из нашей братии ноги да морды не мороженые?!
Дело было в начале декабря. Озеро сияло в последних косых каплях солнца. Лед сиял. Заструги сияли. В это время не только снег, даже перо куропатки становится розоватым. И в марте-апреле то же самое. Снегоход шел на удивление хорошо, ровно, и часа за три я уже был на перемычке возле речки Озерной. Дальше Дюпкун уходил в ущелье Путоран. Ветер свистел, как из форсунки, и поэтому ровненький лед исчез и образовалась поверхность вроде стиральной доски. Скорость пришлось сбросить. Легкие нарточки бросало, как перышко — боялся, развалятся. Нарты деревянные, под собачью упряжку. А на нартах всего-то ничего: фляга бензина, да литр самогона, да пяток пресных лепешек, да зайчатина... Лихо шел “Буран”. Так, с ветерком и докатился до распадка речки Наледной, которая впадает уже в Хантайское озеро. По этому распадку можно побродить — есть кое-что. До кордона оставалось чуть больше часа езды. Солнце ушло в морозный зернистый туман. Снежные пылинки затяжелели. Вроде и не снег, а все-таки следы присыпает тоненьким слоем, как иногда у стариков пыль времени присыпает морщины. Скалы, лиственницы в такой снежной пыли ка

 

 

 

 

жутся еще таинственней и сказочней. Скалы и свобода...
И вдруг в этом тумане я увидел теленка лося, а может быть, и оленя. Решил чуть придавить на газок снегохода. Животное спокойно уходило из распадка Наледной через озеро в Эвенкию.
Полоса тумана неожиданно закончилась, я глянул — и заиграл в каждой мышце веселый ветер. Волчара... Да какой волчара! Гусар! Огромный. Поджарый. Красавец! Волк резко развернулся и расстелился, прямо расстелился над застругами, пытаясь уйти по своему следу обратно в тайгу. Он расстелился в полете, морда развернулась в мою сторону. Пасть чуть оскалена. Я дал “Бурану” газу на полную катушку. Железо жалобно заскрижетало по стиральной доске. Расстояние между мной и волком медленно сокращалось. Я уже чувствовал, что перехвачу его на мыске возле поваленного листвяка. Ему не уйти. Карабин в чехле на капоте снегохода поблескивал прикладом. “Эх, повезло”, — только и успел подумать я.
Какой-то дикий прыжок. “Буран“ улетел в одну сторону. Я долго и медленно летел в другую. Меня поволокло плечом по чистому льду, и все. Шею не повернуть. Воткнулся головой в тугой снежный надув. Летал недолго. “Буран” еще дергался на боку. Черная точка зверя мелькала в береговом тальнике. Стекло снегохода вдребезги. Поташнивало и качало. Щека и лоб горели. Пощупал. Кровь и явный отек. Хорошо приземлился. Могло быть и похуже. За дело получил. Никогда, даже в мыслях нельзя считать свободного зверя добычей. Он ведь это чувствует и, может быть, даже умеет крутануть своего противника взглядом.
Добрался до кордона угрюмо и спокойно. Не злился, а просто ехал и ворчал.
Да, подъезжал к кордону в сумерках... Собаки Володи Кожемякина встретили, как обычно, лаем и визгом. Жена Володи Тамара купалась в это время в проруби. Володя Кожемякин крутой мужик, метра два ростом. Его ладонь — две

 

 

 

Скачать полный текст в формате RTF

 

 

>>

оглавление

 

"ДЕНЬ и НОЧЬ" Литературный журнал для семейного чтения (c) N 4 1997г